На курсе «How to read a mind» Ноттингемского университета дают забавное упражнение — во-первых, дают прочитать фрагмент текста.

«День, когда рынок ценных бумаг наворачивается с кровати и ломает позвоночник, по праву можно назвать самым черным днем вашей жизни. По крайней мере так вам кажется. На самом деле он не такой уж черный, но вы железно убеждены в его черноте, и в голосе, озвучивающем эту мысль, звенит голая вера, практически не украшенная риторикой.
– Сегодня самый черный день моей жизни, – говорите вы, роняя соленый орешек в бокал двойного мартини (в более светлые дни вы пьете белое вино) и наблюдая за его погружением: орешек в отличие от рухнувших сбережений тонет медленно и красиво, описывая изящную спираль, и приставшие к нему маленькие миленькие пузырьки совсем не похожи на мерзкие обломки, облепившие ваше сердце.
Прошло уже около трех часов с того момента, как рынок сорвался в пропасть, и тревожный, с вкраплениями истеричности галдеж, до сих пор наполнявший ресторан «Бык и медведь», уступает место тихому гудению, в котором смешались стратегии выживания и циничные шуточки. Однако ни отчаянные уловки коллег, ни фальшивое веселье не вызывают отклика в вашей безутешной душе. Обхватив до срока седеющую голову, вы повторяете:
– Самый черный день…
– Да ладно тебе, – говорит Фил Крэддок. – Рынок еще поднимется.
– Он-то, может, и поднимется. А я уже вряд ли. Все клиенты утонули, погрузились с головой, а жабр у них нет. – Вы глотаете огненный мячик мартини. – Даже Познер об этом знает. Сегодня встретил меня в коридоре, сразу после звонка. Спросил, считаю ли я профессию больничной сиделки благородной.
– Может, он сам хочет стать сиделкой?
Вы усмехаетесь, представив эту картину.
– Познер, таскающий утки? Скорее уж Папа Римский согласится сняться в порнофильме! Нет, Фил, старик послал четкий, недвусмысленный сигнал: продавай «порше» и занимай очередь за талонами на бесплатный супчик. Если к понедельнику рынок не поднимется, меня отправят на котлеты.
– До понедельника еще три выходных.
– Угу, спасибо, что напомнил! Лишний день мучительной неизвестности. Хотя все правильно: страстная пятница – день наказаний.
– Соберись, подружка, – отвечает Фил. – Возьми себя в руки, надень пуленепробиваемый лифчик.»
(цы) «Сонные глазки и пижама в лягушечку», Том Роббинс.

А потом задают вопрос:

— Когда вы поняли, что персонаж — женщина?
Я, прямо скажем, пролетела, потому что искренне решила, что лифчик был метафорический, и что на самом деле Фил поддразнивает коллегу в стиле «ведешь себя, как девчонка»:) Впрочем, я не одна такая — лектор подтверждает, что многие замечают это только после того, как им скажут:)
А все почему?
Разумеется, потому что автор специально постарался (в английском такие фокусы, конечно, даются проще, чем в русском, но повествование от второго лица сильно упрощает ситуацию для переводчика:)
А все почему? Потому что автор положил в текст маркеры, которые гораздо больше ассоциируются с мужским гендером, чем с женским:
— проблемы из-за краха на рынке ценных бумаг (а не, скажем, из-за семьи, детей, отношений или внешности),
— поведение (персонаж пьет в компании коллег),
— атрибуты, ассоциируемые с «мужским» успехом, а не с «женским» (мартини и «порше»)
— внешность («до срока седеющая голова» как единственная мимолетная деталь).
На фоне этого, скажем, «милые маленькие пузырьки в бокале», предложение поработать сиделкой и название книги как-то проскальзывают мимо сознания:)
И это вот как раз та штука, которая позволяет сыграть на читательских ожиданиях.
(Хотя, конечно, не так сильно, как в том случае, когда в «Элементарно» герои полсерии искали пропавшую «леди Фрэнсис» — а потом выяснилось, что это не человек, а уникальная гитара:))

Курс «Как написать книгу своей мечты»