Узкая улочка, разноцветные аляповатые вывески — зоомагазин, интернет-кафе, лавка амулетов, автоматическая прачечная и среди них — одна с ухмыляющейся тыквой  надписью «Хэллоуин каждый день!» Если зайти внутрь, то можно обнаружить платья с кринолинами, плащи супергероев, похожие на занавески, пластиковые короны «мэйд ин чайна», стопки комиксов, футболки с надписями на спине и кружки с плохо зарифмованными пожеланиями. Лавочка совсем крохотная, и пестрая дребедень покрывает  в ней все свободное пространство плотным слоем — так, что не видно ни стен, ни свободного сантиметра на полках.

За прилавком сидит Эми в мантии со звездочками и читает книгу в мягкой обложке.

Заходит сутуловатый мальчик лет шестнадцати, покупает черный плакат с ухмыляющимся клоуном и подписью «Что так серьезно?»

Заходит дева лет тридцати, похожая на стрекозу из-за огромных очков и, близоруко щурясь, роется в стопке комиксов.

Заходит кто-то неопределенного пола и возраста и, мечтательно улыбаясь, набирает два десятка одинаковых фибул средней псевдосредневековости.

Заходит светловолосая женщина, покупает крошечное розовое платьице, розовые носочки, розовые туфельки и черный шлем «Потому что Люси сказала, что хочет быть принцессой и Дартом Вейдером одновременно!»

Когда в лавку забегает стайка школьников лет семи, и они начинают перебирать значки, вытряхнутые перед ними на прилавок из пакета, в затейливой люстре на потолке вдруг громко лопается лампочка. Сыплются  искры, свет в лавчонке гаснет.

Дети ойкают.

— А что такое? А что случилось?

Эми наклоняется вперед, делает большие глаза и говорит им страшным шепотом:

— Это моя сестра. Она ВЕДЬМА! Только  — тсс, секрет! — Она разгибается и говорит громко, — Приходите завтра, молодые люди. Чинить мне сегодня проводку.

Дети выбегают из лавочки, оглядываясь на вошедшую женщину и хихикая. Дверь хлопает, звякают привешенные к ней колокольчики.

— Это ты так маскируешься? — недовольно спрашивает вошедшая.

Она в тяжелых ботинках на рифленой подошве и мешковатой куртке неопределенного цвета. На лице ее маячит не то готовность рявкнуть, не то упасть и отжаться. Менее волшебный вид сложно себе представить.

— Именно поэтому мне никто и не верит, — безмятежно говорит Эми. — И, Ами, я же тебя просила не таскать ко мне ничего активного. Целый квартал отрубается.

— Извини, — буркает Ами.

Они близнецы, но не очень-то похожи. У Ами морщинка между бровями, губы собраны в нитку и широко развернутые плечи. У Эми распахнутые глаза и нарочито-плавные движения. Такие, будто на макушке у нее стоит стакан кипятка и она боится его расплескать.

Ами вынимает из какого-то кармана яблочко размером с шарик для пинг-понга и кладет его на прилавок перед сестрой. Оно мягко лучится изнутри нежным, золотистым светом.

— Пропуск на Авалон, — говорит Ами. — Собирайся.

У Эми непроизвольно взлетают брови.

— Откуда у тебя?

Ами дергает плечом.

— Неважно. Собирайся.

— с чего бы это? — спрашивает Эми.

Ами морщится.

— Будет война, — говорит Ами.

Эми на миг замирает.

— Родители знают? — спрашивает она.

— Родители думают, что обойдется.

— А ты?

— А я нет.

Эми чуть кивает своим мыслям и пододвигает яблоко сестре.

— Нет, спасибо, — мягко улыбаясь, говорит она.

— Это опасно, — с нажимом говорит Ами. — Ты хоть знаешь, как резонанс сказывается на дуриках?

— О, — тянет Эми. — Конечно, откуда мне знать.

Ами краснеет.

— Это тогда не специально вышло.

— Конечно, не специально, — мягко говорит Эми. — Вы просто наткнулись на пару новых интересных заклятий, и вам просто хотелось попрактиковаться. И вы просто не подумали, что рядом может быть кто-то еще. Я понимаю. Клумбам и мебели тоже всегда доставалось рикошетом.

— Послушай, — Ами подается вперед. — Мы были дети, мы были невнимательны. Извини. Но резонанс на… — она тщательно подбирает слова, — людях, лишенных магических способностей, сказывается очень плохо. У них нет минимальной защиты. У них начинаются массовые психозы. Они начинают устраивать погромы. Они развязывают какие-то свои войны и начинают кидаться друг в друга ядерными боеголовками. И им кажется, что это нормально!

— Вам тоже кажется, что это нормально, — устало говорит Эми. — Между вами и ими нет разницы. Никакой.

Ами зажмуривается и старательно дышит носом. Потом открывает глаза и обводит тяжелым взглядом ворохи вырвиглазно-розовых платьев, пластмассовых мечей и прочей пестрой мелочи на полках.

— И что тебя тогда тут держит? Это же все… — она старается подобрать слово повежливей, — …ненастоящее.

— Ну разумеется, нет, — мягко говорит Эми. Она делает несколько шагов вдоль полки, касаясь пальцами разноцветных фигурок. — Конечно, оно все ненастоящее, Ами. Но девочка наденет платье — и почувствует себя принцессой. Мальчик возьмет  меч — и почувствует себя рыцарем. — Она берет с полки остроконечную шляпу, надевает себе на голову и оборачивается. — А я погляжу на них и почувствую себя так, будто тоже умею колдовать. Будто в моих венах тоже течет волшебство. Будто я могу осуществлять небывшее.

Тень от шляпы ложится на ее лицо.

Ами тяжело опирается о прилавок и некоторое время, набычившись, смотрит вниз.

— Прости, — наконец, выдавливает она.

— Ты не виновата, что из нас двоих весь дар достался тебе, — говорит Эми. — Так бывает.

— Да, — говорит Ами. — Но это не честно.

— А мы что, в сказке живем? — спрашивает Эми.

Сестры смеются — не очень весело.

— Спасибо за заботу, Ами, — говорит Эми. — Но  я не поеду на Авалон.

— Почему?

Эми качает головой и мягко улыбается.

— Вам в реальном мире все равно от меня никакого толку.

— А правду? — резко говорит Ами.

— Правду… — тянет Эми. Она подается вперед — и на мгновение становится точным отражением сестры. — Все ваши войны — полная чушь.

Ами отшатывается, как от пощечины.

— Не один Орден, так другой. Магистры рвутся к власти, и каждый тянет одеяло на себя. Среди них нет, не было и не будет никого, кто достоин доверия. Они лгут, манипулируют и играют на ваших стадных инстинктах, раздутом чувстве превосходства и желании что-то значить.

Ами сжимает кулаки. Пестрая дребедень на полках начинает звенеть, дребезжать и подпрыгивать.

— Вы ничем не лучше детей, — жестко продолжает Эми. — Только, чтоб ощутить себя героями, вам нужен не игрушечный меч, а настоящий. Вы просто кучка вздорных, злых, глупых и заносчивых детишек, которые заливают землю кровью, потому что не научились утверждать себя по-другому.

Какая-то ваза взрывается, осыпая пол стеклянной крошкой. Сестры этого не замечают.

— Мы же ради таких, как ты! — шипит Ами. — Дура, ты знаешь, чего мне стоил этот пропуск?!

— Мне плевать! — кричит Эми. —  Ты спросила, нужен ли он мне? Нет! Ты спросила, хочу ли я уехать? Нет! У тебя есть жезл — поэтому ты считаешь себя вправе врываться ко мне в дом и распоряжаться тут!

Губы у Ами растягиваются в отрешенной улыбке.

— Ты знаешь, — тихо говорит она. — Я ведь могу тебя не спрашивать. Я ведь могу просто оглушить тебя и отправить на Авалон в хрустальном ящике. Очень недовольную, но живую.

— Валяй, — так же тихо Эми. — Я знаю — и ты знаешь — что в здравом уме и трезвой памяти ручной зверюшкой на Авалоне я не буду. Давай, похорони меня заживо для моей же пользы. Ты же можешь. Амальдина из Ордена Дракона. Защитница слабых. Спасительница мира.

Ами вдруг обмякает и закрывает лицо руками.

— Дура ты, Эмеральда, — глухо говорит она.

Несколько мгновений Эми молча смотрит на нее.

— А, — медленно произносит она. — Это твой собственный пропуск.

Ами кивает. Она сидит, сгорбившись, не поднимая головы, на табурете в дурацкий цветочек, и разглядывает носки ботинок, как чужие.

— Попали… под дружественный огонь. От Грегориуса три позвонка… нашли. Похоронили… с почестями. От остальных вообще… ничего. А мне вот… выдали… в качестве возмещения. Извинились. Вежливые.

Эми садится на краешек рядом, обнимает сестру и гладит ее по сгорбленным плечам. Плечи вздрагивают.

— Родители знают? — спрашивает Эми.

Ами мотает головой.

— Любимая дочь, надежда и опора… взяла и померла. Стыдно.

— Скользко у тебя времени? — спрашивает Эми.

Ами прикрывает глаза.

— Два часа и одиннадцать минут. До развоплощения. Они меня стабилизировали, как смогли, но тут у нас это поддерживать долго нереально. На Авалоне можно, а у нас никак. Вот они там все… прекрасные и бессмертные. А мы тут. Так. — Ами неловко швыркает. У нее очень натуральные руги под глазами, и очень натурально припухшие веки, и очень натурально течет из носа, чего совершенно не ожидаешь от призрака. Поработали над ней действительно мастерски. — Точно не поедешь?

Эми качает головой.

— Нет. Но ты езжай.

— Облажалась я по всем статьям, — горько говорит Ами. — Грега… втянула в это все. Своих… не прикрыла, не смогла. Родителям разочарование одно. Тебя и то вытащить не могу. Спасительница мира, ять. Все к чертям пошло, а мне на Островах Блаженных куковать, да? Под яблоней?

— Чшшш, — шепчет Эми. — Ты не виновата, что осталась в живых. Не виновата. Езжай на Авалон. Ты же знаешь, что самое главное. Не отчаиваться. Не сдаваться.

Ами хмыкает.

 

Сестры сидят на полу и собирают в коробку то, что нападало с полок.

— А это кто? — спрашивает Ами, протягивая Эми пластмассовую фигурку. Фигурка в черном плаще и шапочке с ушками.

— Жил-был мальчик, — говорит Эми. — У него убили родителей, и он решил, что будет защищать людей. И он стал наряжаться в летучую мышь и тайно вершить правосудие по ночам.

— Дракула, что ли? — подозрительно спрашивает Ами.

— Нет, — говорит Эми. — Бэтмен.

— Вот и я думаю, что-то непохоже… — говорит Ами. — А это кто?

— Жил-был мальчик, которого укусил радиоактивный паук. И у него появились сверхспособности. И он стал наряжаться пауком…

— И вершить правосудие, я поняла. А девочки у тебя тут есть? — спрашивает Ами.

Эми с сомнением смотрит на коробку.

— С девочками напряг, — говорит она.

— Непорядок, — говорит Ами.

Эми поднимает ее с пола, подводит к зеркалу, кладет сестре подбородок на плечо и говорит:

— Жила-была девочка…

Ами дергает углом рта:

— …сама виновата.

У Эми по щекам текут слезы. Она стирает их тыльной стороной ладони, виновато улыбается и обнимает сестру крепче.

— Ты молодец, — говорит она. — Я тобой горжусь. Живи, пожалуйста.

Ами бросает последний взгляд в зеркало, отворачивается и резким жестом сгребает с прилавка яблоко.

— Ладно, — говорит она. — Ладно, хорошо, — и с хрустом вгрызается в румяный бок.

Яблоко вспыхивает на изломе. По комнате разливается аромат — прохладный, нежный, тревожный.

— А ниче так, — невнятно говорит Ами, запихивая кусок за щеку. Щека просвечивает, как бумажный фонарь, и сияние очень быстро охватывает всю Ами, будто незримое пламя выжигает ее изнутри, все ярче и ярче. Последними вспыхивают ботинки и куртка — и исчезают во вспышке.

Эми стоит, зажмурившись, до тех пор, пока не гаснет огненный силуэт на изнанке век. Потом стягивает с головы остроконечную шляпу, кладет ее на полку, распахивает окно и стоит, не шелохнувшись, до тех пор, пока запах от выхлопных газов с улицы не сменяет яблочный окончательно.