Карл стоял у края крыши. Вокруг, сколько хватало глаз, расстилался серый пригород — коробки пятиэтажек, гаражи, дворы, покрытые потрескавшимся асфальтом. Сверху нависало сизое небо. Было зябко. Он повернул голову и увидел девицу в нелепом пальто, раскладывавшую на гудроне листы бумаги. Она вынула из кармана камешек, придавила очередной уголок и повернулась, почувствовав взгляд. Неровная желтоватая челка, черная у корней, делала ее похожей на болонку.

Карл замялся, не зная, как лучше задать вопрос:

— Вы не подскажете, как я здесь оказался?

— Конечно, — девица, внезапно оказываясь совсем рядом, усмехнулась углом рта. — Ты умер. — И столкнула его с крыши.

Он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, хотел закричать — но прежде, чем успел, удар о землю вышиб дыхание из его легких.

Он лежал, судорожно хватая ртом воздух, хлопая глазами, смотрел на железный штырь, на ладонь вышедший из груди и боялся пошевелиться.

Боли не было.

«Это шок, — думал он. — Это шок».

Неизвестно, сколько времени прошло, но вдруг серое небо над ним заслонило лицо давешней болонки.

— Вставай, — сказала она, дергая его вверх — и Карл, прежде чем успел понять, очутился на ногах. Он потер грудь — раны не было, только ощущалась легкая болезненность, как от сошедшего синяка. Хотя на рубашке осталась рваная дыра размером с монету.

— Извини, — сказала девица. — Иначе бы ты мне не поверил,- и по-мужски протянула вперед руку. — Агнешка.

— Карл,- сказал Карл.

Лак у нее облупился, под ногтями пролегла черная кайма, но рукопожатие было крепким.

Карл нашарил в кармане початую пачку курева. Ему нужно было чем-то занять руки и минутку подумать.

Он сделал затяжку. Вкус у сигареты был мерзкий, но привычные движения успокаивали.

— Что последнее ты помнишь? — Агнешка с любопытством склонила голову к плечу.

— Сбоку вылетел грузовик, я вывернул до упора руль, Дебора закричала…

Дебора!

Сигарета хрустнула в пальцах и сломалась.

«Варианты — я сплю это сон; мы действительно попали в аварию, я в коме и брежу; я действительно умер. Что бы я ни делал в первых двух — это не имеет разницы. В третьем… — Карл прикусил губу. Он впервые пожалел, что вопрос загробной жизни его никогда не интересовал. — В любом случае, надо найти Дебору».

— Что это за место? — спросил Карл.

Агнешка хихикнула:

— Ну, самое распространенное мнение — что ад.

Карл с шипением втянул в себя воздух и резким движением задернул молнию на куртке.

— Отлично. Если здесь где-нибудь есть рай — значит, Деб сейчас там.

— А ты серьезный парень, — Агнешка хмыкнула. — Тогда тебе на остановку. Третий поворот направо.

— Какую остановку?

— Считается, что оттуда ходит автобус в рай. Пойдем, я тебя провожу. — Агнешка мотнула подбородком в сторону.

Они шли по безлюдной, грязной улице, лежащей на дне сумерек, и Агнешка объясняла:

— Понимаешь, где бы ты тут ни находился, если три раза повернуть направо, всегда будет остановка. И до нее всегда не больше десяти минут ходьбы. Но это всегда та же самая остановка, и там всегда стоит автобус. Я как раз пыталась составить план города, чтобы понять, как это получается — но у меня не выходит… а, вот, уже пришли.

Они свернули за угол, и Карл увидел автобус, красный и золотой. Огромный, сияющий, солидный, краснобортный и прозрачнооконныйдаблдекер. Навес над остановкой был ржавый и покосившийся, вокруг опрокинутой урны валялся мусор, около нее визгливыми голосами собачились две тетки, на узкой лавке, привалившись к стене, храпел неопрятный мужик, источая сивушные запахи — и рядом со всем этим автобус казался издевательски неуместным.

— А за рулем там Рональд Макдональд, надо полагать? — скривился Карл. Автобус ему не понравился. Слишком он был яркий, слишком нарочитый, слишком рекламный. Он не вызывал доверия. — А что говорят те, кто на таком покатались?

Агнешка пожала плечами:

— Тех, кто уехал, уже не спросишь.

— Мне надо подумать, — сказал Карл. — Тут можно где-нибудь посидеть недалеко?

Агнешка опять пожала плечами:

— Да где угодно.

Она подошла к ближайшему дому и толкнула первую попавшуюся дверь. Та отворилась со скрипом, открывая темный подъезд, Агнешкапнула следующую створку, и они оказались в затхлой, заваленной хламом прихожей.

— Эй! — попытался ее остановить Карл.

— Не бойся, проходи, тут никого нет, — крикнула Агнешка с кухни.

— Это твой дом?

— Или твой. Ничей. Здесь множество домов пустуют, хочешь — занимай любой… Тебе приготовить что?

— Кофе. И пожевать чего-нибудь.

Кухня была маленькая и грязная, стол был застелен липкой клеенкой в цветочек. Абажура не было, была лампочка, большая и тусклая. С потолка свешивалась клейкая лента с присохшими к ней мертвыми мухами.

— Пошарь, что-нибудь найдешь.

Действительно, в разболтанном шкафу нашлось полбанки дрянного растворимого кофе, в дряхлом холодильнике — пачка соевых сосисок.

— Ты уверена, что здесь никто не живет? — уточнил Карл.

— Уверена, — Агнешка, с десятой попытки сумевшая разжечь газ, задумчиво растерла в пальцах сгоревшую спичку. — Тут везде так. Что пожелаешь — то и будет. Гадость полная, но все же. Хочешь кофе — будет кофе. Хочешь дом — будет дом. Поэтому и город такой большой. Мало кому нравятся соседи — вот он и разрастается.

— Ты уверена, что это ад? — спросил Карл.

— А тебе хотелось бы чертей со сковородками? — усмехнулась Агнешка.

Карл помолчал.

— Мне хотелось бы логики, — наконец, сказал он.

Агнешка засмеялась:

— Идеалист. — Она отошла от плиты, поудобнее уселась на табуретке, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и уперлась подбородком в сплетенные пальцы. — Тут дурно пахнет и никто никого не любит. По-моему, этого достаточно.

«Любит». Карл вспомнил, как Дебора любила лошадей (которые у них были), и детей (которых у них не было), и как она морщит нос, и какая у нее родинка у ключицы, и у него внутри все заныло, как больной зуб.

Скривившись, он дожевал кусок и спросил:

— Как вы здесь друг друга находите?

Агнешка пожала плечами:

— Случайно, в основном. Есть одно место, конечно… — неохотно протянула она.

— Оно по ночам работает?

— Тут не бывает ночи. Только сумерки.

 

Они опять шли по серым улицам. Ветер волок по асфальту мусор — пластиковые пакеты, обрывки газет, окурки, жестяные банки, использованные шприцы. Один раз Карл чуть не наступил на полуразложившегося голубя и выругался сквозь зубы. «Значит, тут есть птицы?»- спросил он у спутницы. — «Не знаю. Я видела только мертвых».

— Знаешь, — после долгого молчания сказал Карл. — Спасибо, что со мной возишься.

— Ну, до рассвета целая Вечность. Надо же что-то делать, пока не наступил, — хмыкнула Агнешка. — И вообще, погоди благодарить, еще, может, не рад будешь…

Они остановились напротив покосившегося крыльца. Над ним, тускло подсвеченная одинокой лампочкой, красовалась вывеска с неразборчивой облупившейся надписью.

— Тебе туда, — Агнешка указала на дверь.

— А ты? — взявшись за ручку, спросил через плечо Карл.

Агнешка мотнула головой:

— Я тебя здесь подожду. — Видно было, как она сжала кулаки в карманах пальто.

Карл кивнул в ответ и шагнул внутрь.

В лицо ему плеснула нитями бамбуковая штора, Карл вскинул ладонь, заслоняясь. Брякнул колокольчик, в ноздри ударил сложносочиненный запах сырости, кислой капусты и дешевого табака. Карл сделал шаг вперед (неопрятные зеленоватые нити щупальцами потянулись вслед и опали) и оказался в полутемной лавчонке.

Пыльная люстра роняла тени. Под самый потолок взбирались полки, заставленные стеклянными банками. В банках что-то неаппетитно шевелилось. В грязноватой витрине грудилась блестящая мелочь. Сбоку, на широком подоконнике зашторенного окна громоздился короб старинного телевизора, напротив него покоилось продавленное кресло. Деревянный пол был весь исполосован, словно когтями.

Послышалось шарканье, и из глубин лавки показалась неопрятная старушонка, закутанная в пестрое тряпье — по-пиратски завязанный на голове платок, кофта, кофта, еще кофта, жилетка, шаль, волочащаяся одним хвостом по полу, несколько драных юбок, одна поверх другой, передник с бурым пятном поверх вышитого цветочка… Хозяйка лавки походила на шуструю египетскую мумию. Увидев Карла, она плотоядно заулыбалась:

— Недавно здесь? Сама вижу, ой, недавно… Зачем пожаловал, касатик?

— Я ищу одного человека. Мою жену, — сказал Карл. — Мне нужно ее увидеть.

Под пронзительным взглядом старушонки ему сделалось неуютно.

Та захихикала:

— Увидеть, отчего же не увидеть… только не даром, касатик, ой, не даром, даром я ничего делаю, будь уж уверен… иии, касатик, что ты, бумажник ищешь? И не ищи, фантиков у меня и так полно, смотри какие красивые, хочешь, подарю? Ими тут не платят, касатик, не надейся.

— А чем? — спросил Карл.

— Натурой, — старушонка перегнулась через прилавок и хихикнула совсем уж похабно. Карла аж передернуло. — Красная ли кровушка у тебя, касатик, или так, водица какая?

— Что нужно делать? — спросил Карл.

— А ничего не нужно, касатик, — пропела, неожиданно легко подлетев к нему, старушонка и как клещами цапнула его за рукав. — Вот тебе кресло, касатик, садись, вот телевизер, туда смотри, а куртку-то сними, вот так, давай сюда, не бойся…

Карл не успел оглянуться, как она втолкнула его в кресло (колени тут же оказались выше ушей) и содрала с него куртку. В пальцах у старушонки блеснула игла — и она с размаху вонзила ее Карлу в вену. От иглы, как от капельницы, тянулась и уходила к «телевизеру» тонкая трубка.

— И что теперь? — спросил Карл.

— Ничего теперь. Сиди, касатик, авось и увидишь свою кралю, — она опять захихикала, мелко тряся головой.

Некоторое время он молча сидел, сжимая и разжимая кулак и наблюдая, как по трубке медленно ползет вверх багровый столбик. Ничего не происходило.

Потом тусклый серый экран пошел рябью, и появилась картинка — неожиданно чистая и яркая, цвет ударил в глаза, как солнечный свет после тусклой комнаты, аж до слез. Все расплылось, Карл заморгал, затряс головой, пытаясь вернуть зрение, и когда удалось — увидел в «телевизере» Дебору со счастливым лицом и еще человека рядом с ней, и Дебора была Дебора, а тот, кто рядом, был Карл, но не Карл. Сильнее, благороднее, умнее Карла. Улучшенная и дополненная версия. И Дебора глядела на него с любовью.

Когда двое начали целоваться, Карл не выдержал и рванул иглу из вены. Руки у него дрожали.

— Что все это значит?! — сдавленно прорычал он, нависая над хозяйкой лавки и едва удерживаясь, чтобы не приложить ее о ближайший шкаф.

— А то и значит, касатик, — та, ничуть не испугавшись, ткнула ему под нос сухим пальцем. — Любит тебя твоя краля, вишь ты, и рай ей без тебя не мил будет, касатик. А рай такое место, касатик, что недостачи там ни в чем ни для кого не бывает, хе-хе-хе.

— Погоди, значит, там с ней — я?!

— Ты. Или не ты. Там. Или не там. — Старушонка мелко задергала головой и засмеялась дробным смехом.

— Псякрев! — Карл скрежетнул зубами. — Но Дебора сейчас в раю?!

— Нет никакого «сейчас», дуууурень! — старушонка вдруг сноровисто ухватила Карла за ухо, пригнула к себе его голову — он чуть не потерял равновесие — и зашипела. — Нет никакого «там»! Никакого «здесь»! И никакого «рая» и «ада» нет! И до самого рассвета не будет, дурья твоя башка!

Терпение у Карла лопнуло.

Он схватил старушонку за плечи и встряхнул как следует — так, что мотнулась голова на сухой шее и клацнули зубы.

— Мне. Нужна. Моя. Жена. Как. Мне Ее. Найти?

— Сядь на автобус, езжай до остановки «Жасминовый коттедж», — спокойным, совсем не дребезжащим голосом ответила старушонка, глядя прямо ему в лицо.

Карл осекся и осторожно поставил ее на ноги.

— Извините. Я… я не хотел причинить вам вреда. Но я должен найти Деб, я должен знать, что с ней, понимаете?!

— Причинить вреда! — старушонка заливисто, совсем по-молодому рассмеялась, сделала неуловимое движение, взметнулись пестрые юбки — и Карл понял, что прижат лопатками к стене, а на горле у него сжимается когтистая птичья лапа. Второй лапой старушонка, без труда балансируя, цеплялась за спинку кресла. «Так вот почему пол так исполосован», — понял Карл.

Старушонка улыбнулась и потрепала его по щеке:

— Тут уже никто никому не может причинить вреда, касатик. Разве что самому себе.

Взмахнула руками, как крыльями, и исчезла в глубине лавки.

Карл перевел дыхание, потер шею и вышел наружу. За его спиной тихо брякнул колокольчик, прощаясь.

 

Снаружи плыли серые сумерки. Агнешка, сидевшая на крыльце, обхватив плечи, начала было подниматься ему навстречу, но Карл махнул рукой — мол, не вставай — и опустился рядом.

— Ну что? — спросила она.

— Да так, — ответил Карл.

Он нашарил в кармане пачку — в ней осталось всего две сигареты. Он взял одну себе и одну протянул Агнешке. Дым тянулся вверх и сливался с сумраком.

Странно, но старушонке Карл поверил сразу — во всяком случае, тому, что понял. Тот, кто окажется в раю, ни в чем не будет иметь недостатка. А в том, что Дебора там он не сомневался. По-другому не могло быть, потому что не могло быть никогда. В том, что Дебора его любит, он тоже не сомневался ни разу, значит… значит…

Он зажмурился. Внутри мешались горечь — и облегчение.

Он никогда не считал себя «хорошим» человеком — впрочем, и особенно «плохим» тоже. Но у «райского Карла»… у него действительно был такой вид, словно он никогда не раздражался по мелочам, не напивался в стельку, не срывался на ор, не малодушничал ни разу в жизни. Не ошибался, ведя машину. И всегда завинчивал колпачок на тюбике с зубной пастой. Карл криво усмехнулся.

Но — при всем при том — он первый раз с того момента, как открыл глаза на крыше, мог выдохнуть спокойно. С Деб все хорошо. Она в безопасности, она счастлива, и, конечно, заслуживает лучшего, чем ушлепок, не сумевший избежать столкновения с грузовиком. И можно не рвать жилы, боясь что-то не успеть, не предусмотреть, не сделать.

Собственно, можно было уже вообще ничего не делать.

Впереди лежала вечность до рассвета — серая, спокойная и пустая. Ждущая, чтобы ее заполнили.

— А что значит — нет никакого «сейчас»? — невпопад спросил он.

— А… — Агнешка щелчком отбросила окурок куда-то в сторону. — Ну, это как Корбин Даллас одновременно ведет такси, спасает мир и целуется с Лилу в инкубаторе. Если ты смотришь фильм, то все происходит по порядку, а если не смотришь, то все происходит одновременно, потому что ты можешь включить запись на любом моменте.

— И? — спросил Карл, не слушая. Действительно, надо будет попробовать составить план города. Вспомнить, кто из знакомых может здесь быть. Родители точно нет, а вот однокашники… попробовать их отыскать. Поговорить еще раз со старухой, может быть, удастся выведать побольше о здешнем устройстве. Но сначала… сначала он сядет на автобус, найдет «Жасминовый коттедж» и убедится, что старуха не соврала, своими глазами.

— У пчелок с бабочками то же самое, — Агнешка недружелюбно посмотрела на него из-под рябой челки. — Это тебе старуха наболтала? Ты от этой бодяги такой вздрюченный?

— Нет. — Карл сделал последнюю затяжку и поднялся, плотнее запахиваясь в куртку. — Мне нужно ехать.

— Понятно. — Агнешка посерьезнела. — Ну, удачи там.

— Спасибо за все, — Карл протянул ей руку. — Если ты поедешь когда-нибудь… — нерешительно начал он.

— У меня и тут дел по горло!

— Может, увидимся еще.

— После рассвета, — Агнешка блеснула зубами.

Карл пошел к остановке, мысленно отсчитывая повороты и чувствуя спиной, как она смотрит вслед.

 

На остановке стоял автобус — алый, как артериальная кровь. Или как пламя. До него было страшно дотронуться.

Вокруг никого не было. Карл стиснул зубы и заглянул внутрь — водитель протирал панель, на которой туман собрался крупными каплями.

— Мне нужен билет до «Жасминового коттеджа», — сказал Карл.

— Автобус муниципальный, — прогудел в ответ водитель. Голос у него был низкий и зычный, как у колокола. И, глядя на непонимающего Карла, пояснил, — Проезд бесплатный.

— Спасибо, — пробормотал Карл, и рухнул на ближайшее сиденье, закрыв лицо руками. Мягко заурчали моторы, его вдавило в кресло, уши слегка заложило, как при взлете — автобус двинулся.

 

— Приехали, — сказал водитель. Красная дверь бесшумно сложилась. За дверью белесой стеной стоял туман. Карл кивнул на прощание водителю — тот отдал под козырек — и, задержав дыхание, шагнул в туман, как в воду.

Некоторое время он шел наощупь, постоянно спотыкаясь о невидимые сквозь белую мглу камни. Или что-то твердое, как камни. Идти было тяжело. На уши давила необъятная, плотная тишина.

Постепенно становилось яснее — или, может быть, он привык. Наконец, он обнаружил, что стоит на краю луга, погруженного в сумрак. Влажный воздух пах жасмином. Где-то вдалеке, впереди, маячили горы, чуть обведенные светлой линией, как будто за ними занимался рассвет.

Из высоких зарослей поднялась и, бесшумно ступая, к Карлу подошла огромная белая лошадь, с мохнатыми ногами и длинной гривой. Совсем молочная, как туман, или как меловое изображение на холме.

Карл пошарил в траве и обнаружил зеленое яблоко — увесистое, как будто свинцовое — и протянул лошади. Лошадь деликатно взяла плод. Язык у нее был серый.

Карл погладил лошадь по белой гриве.

— И что теперь? — тихо спросил он ее.

Лошадь толкнула его головой в бок, Карл обернулся и увидел, как в мелодраме — по лугу бежала женщина, и женщина была Дебора.

— Я очнулась в этом ужасном сером городе, мне сказали, что ты где-то здесь, так что я села на автобус и… Карл? Ты смеешься или плачешь, Карл?