Мирддин скоро будет, — сказал Эльфин, показываясь в дверях кухни с планшетом в руках.
— Да? — обернулась от котла Керидвен. В котле что-то булькало. Огромный кудлатый пес, похожий на груду черного меха, преданно смотрел на нее, вывалив розовый язык. Маленькая, палевого цвета кошка снисходительно щурилась на них со шкафа. Яично-желтые полосы света ложились на пол из окна наискось. — Он тебе написал? — спросила она.
— Можно и так сказать, — хмыкнул Эльфин. — Он подал заявку на то, чтобы говорить перед Кругом. Приложил подробный отчет о пребывании в Срединных землях.
Керидвен убавила огонь и наскоро вытерла фартуком пальцы.
— А ну-ка дай сюда, — озабоченно произнесла она, вырывая у Эльфина планшет. — И что тут?
Эльфин пожал плечами:
— Да, в общем, ничего нового по сравнению с тем, что рассказывал тебе Блейз.
— Блейз расскажет… Прибью его когда-нибудь. Вот это на ментограмме что?
Эльфин начал объяснять.
Порталом Мирддин пользоваться не стал, а взял спидер — юркий и сверхчувствительный к управлению, чтобы нельзя было отвлекаться. Чувство полета, скорости и сосредоточения было еще одним способом успокоиться, вынести себя за скобки. Он и так оттягивал этот визит, как только можно.
Он и так дал себе достаточно форы. К этому моменту Эльфин уже наверняка получил запрос, ушедший в Круг обычным порядком. Значит, к тому моменту, как Мирддин до них доберется, Эльфин уже успеет показать его Керидвен и пересказать основное. Мирддину ужасно не хотелось делать все это самому.
Правда, все равно придется обсуждать с Эльфином свой запрос. Мирддин предпочел бы этого не делать, но встречаться с отцом только в Круге было бы уж совсем слабостью.
Дело было не в том, что Эльфин не одобрил бы его. Одобрил бы, скорее всего, Мирддин вообще с трудом мог вспомнить ситуацию, когда бы Эльфин его не поддержал. Но суть была в том, что он делал то, что делал, не ради его одобрения или неодобрения. Это просто было то, что должно быть сделано, неважно, Мирддином или нет. Но, кажется, никто больше не собирался заниматься этим вопросом. Значит, нужно было ему.
Проблема была в том, что Эльфин входил в Круг, значит, действовать без его ведома не вышло бы. А Эльфин неизбежно составит свое мнение о происходящем, даже если его не озвучит. Мирддин представил себе это мнение. Оно было похоже на программу, занимающую слишком много памяти, или на громоздкий предмет мебели, втиснутый в слишком маленькую комнату — оно занимало место. И его нельзя было игнорировать. Приходилось прилагать усилия, чтобы его обходить. Протискиваться между ним и стенкой, чтобы пройти, следить, чтобы случайно не наткнуться, размещать все остальное вокруг с его учетом…
Мирддин вздохнул. Эльфин никогда не требовал от него безупречности. Он просто был собой — мягким, спокойным, никогда не теряющим самообладания, всегда справляющимся с ситуацией Эльфином. Рядом с ним тяжело было совершать ошибки. Хотелось застегнуть верхнюю пуговицу и отвечать «Так точно» и «Никак нет». Его всегда было слишком много.
Эльфин, кажется, это понимал и держался уважительно-отстраненно, всегда оставляя Мирддину простор для маневра.
За глаза Эльфина звали Гатта Мелата, Медовый рыцарь. Мирддину как-то довелось видеть, как он, не повышая голоса и не переставая доброжелательно улыбаться, раскатывает оппонента в Круге, и он понял, почему. К счастью, дома Эльфин так себя все-таки не вел.
Умом Мирддин понимал, конечно, что и у Эльфина, как у всех, есть слабости. Что и Эльфин, как и все, сталкивается с Жаждой. Что по самому факту принадлежности к дану он не может быть безупречен. Но это не помогало.
Может быть, именно поэтому в глубине души Мирддин продолжал называть себя человеком.
Люди, как выяснилось, не разделяли это мнение. Ну, что поделать.
В доме ничего не изменилось. Те же комнаты, те же стены, тот же вид из окна. Та же просторная кухня, те же запахи тмина, аниса и нагретого масла, то же место за столом. Тот же «маячок», ловящий волну из смертных земель и, не замолкая, поющий странные человеческие песни. «Радио», невзрачный деревянный ящичек, когда-то смонтировал Эльфин, и Керидвен держала его включенным целыми днями. По сути он представлял постоянно действующий портал в Срединные земли. Мирддин как-то попытался представить объем энергии, который для этого был нужен, и пришел к выводу, что Эльфину, вероятно, все-таки пришлось злоупотребить своим положением для этого.
Сейчас, правда, вместо «маячка» болтал Мирддин, в красках описывая пребывание в Срединных землях. К этому он подготовился.
Керидвен забрасывала его вопросами, отвлекаясь только на то, чтоб подсунуть ему очередную тарелку с чем-нибудь. Следовало, конечно, признать, репликатор — отличная штука, но может он не все. У Керидвен была странная привычка всегда готовить самой. Хотя для человека, наверно, не странная.
— …а в благодарность они мне всучили шапку такую… пеструю. И я в ней честно до осени проходил. Пытаясь слиться с местным населением. Правда, все равно как-то не очень вышло.
Эльфин, сидевший напротив, хмыкнул, оценив картинку.
Керидвен, вставшая опять что-то принести, подошла к Мирддину со спины и обняла. Мирддин как можно бесшумней выдохнул и постарался расслабить плечи. Ему не нравилось, когда Керидвен так делает, но он так и не смог объяснить ей, почему, а, когда он просил ее так не поступать, обижалась.
— Девочка-то хорошая? — спросила вдруг Керидвен.
Мирддин моргнул. Керидвен всегда умела какой-нибудь парой слов вогнать его в ступор. Он аккуратно положил вилку на стол.
— Я ничего не могу тебе ответить, потому что не понимаю, о чем ты спрашиваешь и какой ответ хочешь от меня услышать.
Керидвен не то засмеялась, не то всхлипнула, чмокнула сына в макушку, разжала объятия и села рядом, подперев щеку рукой.
Мирддин все-таки решил уточнить.
— «Хороший» по отношению к кому-либо — это какой?
— Не бери в голову, милый, — сказала Керидвен.
Эльфин поднял взгляд от планшета.
— «Хороший» чаще всего подразумевает «соответствующий представлениям говорящего о прекрасном и правильном», в данном конкретном случае — «проявляющий достаточную меру заботы». Поскольку, судя по аппетиту, наш сын находится в неплохой физической форме и, судя по ментограммам, в здравом уме и трезвой памяти, ответ следует дать утвердительный. Передай мне соль, пожалуйста.
Керидвен прищурилась и щелчком послала солонку по столу.
— Спасибо, — Эльфин взял ее не глядя и опять уткнулся в какой-то документ.
«Нелегко им было вместе по первости-то», — внезапно с кармартенским выговором подумал Мирддин.
Забавно, он только после пребывания у людей понял, насколько Авалон устроен для жизни. Львиная доля всего времени в Срединных землях проходила в борьбе с энтропией. Все ветшало, разрушалось, изнашивалось, зарастало хламом и мусором. Само существование приходилось постоянно поддерживать.
С другой стороны… Жажды у людей не было. Судя по тому, что рассказывал Блейз, люди сталкивались с чем-то подобным только один раз — при смерти. Во всяком случае, большинство. Их общество строилось вокруг необходимости построить дом, обеспечить безопасность, добыть пропитание, вырастить потомство. Не вокруг неизбежности столкновения с Жаждой и ее преодоления.
Блейз был Предстоятелем для своей деревни, но Мирддин так и не понял, как это происходит.
Мирддин оглядел светлую, полупустую комнату — темные деревянные рамы, белые стены. Когда он жил здесь, он предпочитал пользоваться проектором, что-то постоянное на стенах ему мешало, и проекции можно было мгновенно свернуть. Это позволяло не объяснять, что на них. Объяснять Мирддин не любил.
Когда он уехал, все оставили, как было — и оно застыло, дожидаясь. Движение оставалось только в аквариуме.
Большая увесистая сфера покоилась на треножнике перед окном. Мирддин усмехнулся, вспоминая, как она появилась.
(- Давайте заведем собаку! — сказала Керидвен. — Мирддин, хочешь собаку?
— Сколько живет собака? — спросил Мирддин.
— Ну… лет двадцать? — предположила Керидвен, слегка огорошенная таким вопросом.
— Значит, следующие двадцать лет мне надо будет планировать все свои действия с учетом интересов полностью зависимого от меня живого существа? — уточнил Мирддин. — Нет, спасибо.
Керидвен пошла к Эльфину.
— Я думаю, ребенку нужна собака, — заявила она. — Это будет ему полезно.
— А сам Мирддин что говорит? — поинтересовался Эльфин, не отрываясь от планшета.
— Мирддин не хочет. Но он просто не понимает…
Эльфин поднял взгляд от документов.
— Керидвен. Если хочешь собаку — то, конечно, заведи. Но не привязывай к этому Мирддина.
— Полезно учиться отвечать за живое существо!
Эльфин поднял брови:
— Ты считаешь, что он у нас… эээ… безответственный?
— Нет, — вынуждена была признать Керидвен. — Но надо уже учиться общаться не только с механизмами.
Эльфин пожал плечами:
— А почему нет?
— Потому что однажды он столкнется с тем, что не все можно просчитать и запрограммировать! И лучше бы ему к этому времени уже иметь представление о таких вещах!
Эльфин покачал головой.
— Если ты сейчас навяжешь ему собаку, он стиснет зубы и будет за ней ухаживать. Скорее всего, эффективно. И, конечно, научится с ней обращаться, но счастлив не будет. А ты же знаешь, — голос его сделался мягче, — что в конечном итоге идет в счет.
Мирддин провел то лето, моделируя с нуля механических стрекоз и пытаясь прописать им протокол, позволяющий не врезаться в стенки. В качестве побочного эффекта он получил запись разговора с чипа одной из них и просмотрел его со смешанными чувствами. Ну разумеется, он знал, что все нельзя запрограммировать. Именно поэтому стрекозы ему и нравились. Они были предсказуемы, с ними было просто, и они не были живые — значит, их можно было не бояться повредить по ошибке или по невниманию.
В итоге Керидвен завела «Чарлика», а Мирддину в качестве компромисса между родителями привезли этот аквариум. Он пожал плечами и обложился материалами. У него ушел месяц, чтобы добиться полного баланса в экосистеме, после чего к аквариуму можно было больше не подходить. Затем он наглухо задраил крышку и вернулся к механическим стрекозам обратно.
В принципе, Чарлик в итоге оказался очень хорошей идеей. Керидвен перенесла часть своей тискательно-воспитательской энергии на щенка, который встречал ее со значительно большим энтузиазмом, чем когда-либо мог отыскать в себе Мирддин).
Это была хорошая комната, но сейчас ему было в ней неуютно. Будто, находясь в ней, он лгал самим этим фактом — потому что того Мирддина, который жил в ней, уже не было. Сохранились его жесты, его повадки, его предпочтения, его память — а самого его уже не было. И ему неловко было перед Керидвен тем, что он, не желая того, лжет ей своим присутствием. Неумением объяснить, что и как поменялось.
Мирддин вздохнул. Может быть, Эльфин смог бы. Но Эльфин, скорее всего, не стал бы.
Он достал комм, вложил в разъем бусину памяти. Прикусил губу, сделал паузу, прежде чем заговорить, и начал диктовать:
— Привет. Это я. Я оставляю тебе это сообщение, потому что больше, кажется, некому.
Скорее всего, придет время и тебе захочется забыть. Или сделать вид, что все не так серьезно. Или сказать себе, что это не считается. Я тебя понимаю.
Но я записываю это по свежим следам, чтобы напомнить.
Да, это Жажда.
Да, она всегда бьет по самому уязвимому месту.
Нет, тебе не удастся сохранить ничего.
Ни верности тому, что ты считаешь важным. Ни достоинства. Ни представления о себе. Ни представления о мире.
Да, один ты не справишься.
Он вздохнул, поставил на запись на паузу и потер лоб. Включил снова.
— Я не знаю, с чем ты столкнешься. Но… тебе удалось это пережить. Я надеюсь, тебе удастся это сделать снова.
Это говорю тебе я, Мирддин. Надеюсь, когда ты получишь это сообщение, между нами накопится не столько отличий, чтобы ты совсем меня не услышал.
Он закончил запись, ввел указания и вытряхнул кристалл из комма. Стеклянный шарик выкатился на ладонь, отбросив бледный синеватый блик. Мирддин открыл крышку аквариума и бросил его в прозрачную воду. Тот ушел на дно почти без всплеска, сразу же затерявшись среди песка и раковин.
Придет время – кристалл проснется и перешлет ему это сообщение обратно. Может быть, оно пригодится.
Мирддин не был в этом уверен. Но попробовать стоило.
Он только успел задраить аквариум, как дверь рывком распахнулась и ворвалась Керидвен. Села на постель, подвернув под себя колено, и спросила:
— Ты ее любишь?
— Что?
— Нимуэ. Ты ее любишь?
Мирддин опять медленно, медленно выдохнул. Такие разговоры были неизбежны, и через них всегда приходилось продираться, как через заросли терновника, оставляя клочья на ветках. Даже когда они пользовались одними и те же словами, у него было чувство, что он отвечает наугад, и он никогда не был уверен до конца, что понят верно.
— Нимуэ — мой Предстоящий. Я — ее Предстоящий, — терпеливо объяснил он. — Ты же видела ментограммы.
Керидвен отчетливо подавила желание прикрыть лицо ладонью.
— Что между вами еще, кроме Предстояния?
— Что может быть важнее Предстояния?
— Мирддин, — терпеливо произнесла Керидвен. — Что происходит между рождением и смертью?
— Подготовка, — уверенно ответил он.
Керидвен покачала головой.
— Мирддин, люди не рассматривают жизнь как подготовку к смерти. Люди заводят семью, строят дом, находят себе дело. Живут. Ты понимаешь?
Мирддин пожал плечами. Он уже выучил, что отличается от людей. Это не был повод менять расстановку приоритетов.
Керидвен помолчала и попробовала зайти с другого конца:
— Но у тебя все хорошо?
Мирддин задумался. Было шедшее ровным фоном острое, на грани выносимого, ощущение драгоценности и осмысленности происходящего, которое захлестывало до полной неспособности мыслить словами, стоило ослабить волю. И было чувство сосредоточения, как при подборе музыки на слух, только он сам был и музыкой, и инструментом. Гармония уже существовала, нужно было только верно попадать собой в нее. Слово «хорошо» не отражало сути. Мирддин хотел было попытаться объяснить, но потом вспомнил, как принято было отвечать в Кармартене.
— Да ваще нормально все! — сказал он и добавил ухмылку для верности.
Керидвен засмеялась:
— Ну, вот и ладно. Пойду я Чарлика прогуляю, пора уже.
В дверь просунулся огромный черный нос. Груда меха протиснулась в дверь, громко сопя и умильно виляя хвостом-обрубком. Керидвен даже не пришлось наклоняться, чтобы схватить его за уши и начать вертеть в разные стороны.
— Ууу, морда! Что, заждался? Ну, пошли уже!
Мирддин проводил их взглядом. Он впервые подумал, что на благополучном, обустроенном Авалоне, в роскошном по человеческим меркам доме матери могло чего-то не хватать. Чего-то, чего не мог ей дать ни он, ни Эльфин.
Зажужжал комм. Это был отец.
— Привет.
— Привет.
— Ты где сейчас?
— Здесь еще.
— Зайдешь? Я тут, как это говорится… немного раскидался.
Мирддин невольно улыбнулся. Эльфин всегда очень старательно имитировал кармартенский выговор, и именно из-за старательности он всегда звучал неестественно и комично. Эльфин, разумеется, был в курсе.
Мирддин прикусил губу, чтобы улыбки не было слышно.
— Зайду.
Кабинет отца был над водопадом — гладкий, обшитый деревянными панелями куб. Три стены его были плотно уставлены шкафами с книгами, странными приборами и всякой всячиной — Мирддин до сих пор точно не знал, что из этого является очередной панелью доступа к какому-нибудь терминалу, что — хранилищем памяти, а что — потенциально опасным артефактом. Даже за собранную еще в детстве и с тех самых пор сидящую на верхней полке механическую стрекозу он бы не поручился. Должна же была быть причина, по которой Эльфин ее не выкинул. Псевдомеханическими животными он никогда особо не интересовался.
Четвертая стена была полностью прозрачной и выходила на запад. Казалось, что пол обрывается прямо в пропасть — сразу под ним начинался обрыв, с которого вниз с грохотом летела вода — силовое поле превращало его в отдаленный рокот. Из глубины кабинета воды не было видно — только темно-зеленые вершины сосен до горизонта и, как сейчас, закат. Эльфин часто работал допоздна. Возможно, не в последнюю очередь потому, что не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться зрелищем.
Мирддин постарался как можно непринужденней повернуться в кресле так, чтобы оказаться к панораме боком. Уж очень большой контраст был от монолита перед глазами и открытого пространства за спиной. Эльфина, конечно, нельзя было заподозрить в том, что он добивался такого эффекта нарочно — тех, кого он принимал у себя лично, такие штучки уже не пронимали.
Непринужденно не получилось — Эльфин улыбнулся сквозь призрачное сияние голограмм, небрежным движением погасил проекцию, и сделал приглашающий жест в сторону низкого столика у стены.
Мирддин сел и стал смотреть, как Эльфин неторопливо достает необходимое для чайной церемонии и проделывает все требуемые манипуляции.
— Мне все детство было интересно, как ты умудряешься не смахивать мантией чашки, — сказал Мирддин.
Эльфин прищурился:
— А зачем это все, по-твоему? Когда начинаю макать рукава в чай — значит, с принятием решений на сегодня пора заканчивать. Все продумано.
Ну еще бы. У Эльфина — и не продумано.
Чай пах дымом и порохом.
Выверенные движения были частью традиции. И это было хорошо — пиала позволяла занять руки. Помолчать. Собраться с мыслями.
Алое и оранжевое зарево на полнеба постепенно гасло. Над горизонтом распластались полосы облаков, похожие на рисунок на тигровой шкуре.
Эльфин неторопливо разлил еще чаю и внимательно посмотрел на сына сквозь тонкие струйки пара.
— Ты делал выбор не один раз. Кроме Охоты было что-то еще.
Мирддин внезапно ощутил, как ароматная жидкость обжигает кончики пальцев сквозь фарфор. Он поставил пиалу на стол и сцепил руки в замок.
— Почему ты так решил?
— Не прошло и года — а ты выложил в общий доступ ментограммы, которые обычно проходят под грифом «тайна личности». Значит, ты либо принял подобное решение взвешенно и способен выдержать по нему любую обратную связь — либо сделал это под горячую руку и то, насколько отрицательно на тебя может повлиять отклик, тебя не волнует. Насколько я могу видеть, ты вполне владеешь собой. Значит, зона уязвимости уже сместилась.
— Справедливое рассуждение, — медленно сказал Мирддин. — Кто-нибудь в Круге будет думать так же?
Эльфин пожал плечами.
— Вряд ли. Самые очевидные вещи обычно никто не перепроверяет. Никому не придет в голову, что разрыв во времени может быть настолько мал.
— Человеческая черта, насколько я понимаю.
Эльфин кивнул и сделал глоток из чашечки, прищурился, будто рассматривая что-то вдалеке, улыбнулся и перевел взгляд на сына.
— Фидхелл?
Мирддин почувствовал, как расслабляется зажим на затылке.
— Фидхелл, — согласился он.
Вернувшаяся Керидвен застала их за доской и костями, и до конца вечера оторвать их от игры ей так и не удалось.
С высоты Круг больше походил, пожалуй, на колесо — широкий зеленый обод парковой зоны, спицы — сходящиеся от него к центру аллеи, и посередине — ось, высокое и тонкое здание, опоясанное у земли хрустальными галереями.
Мирддин оставил спидер на парковке и направился к главному входу.
На одной из пологих и широких ступеней длинной лестницы, ведущей к холлу, уже сидела Нимуэ. Изображение было очень четким и даже синхронизированным с общей обстановкой — от ее силуэта падала тень, и ветер шевелил подол над босыми пальцами и ворот у ключицы.
Последний месяц прошел в подготовке тезиса, и сейчас стало ясно, что месяц — какой-то очень длительный период времени.
— Привет.
— Привет.
Нимуэ встала ему навстречу и взяла под руку. Мирддин не удержался и моргнул. Стрелка на часах над входом скакнула на четверть круга. Совсем не контролирую, подумал он.
— Я… думал, ты голограмма.
Нимуэ указала на мраморные ступени, по которым вился сложный узор из бледных, затейливо переплетающихся линий — синих, красных, зеленых и белых, складывающихся в знаки стихий. Мирддин прислушался — они чуть слышно жужжали, как провода под током высокого напряжения.
— Я не первый и не последний житель Авалона с жесткой привязкой к стихии. Все предусмотрено, — сказала она. — Ну и, потом, в крайнем случае всегда можно просочиться в канализацию.
Мирддин фыркнул.
— Очень возвышенно.
— Шучу. Тут все заговорено. Глушат всех.
— То-то тебя не слышно совсем.
— Ужасно неудобно. Чувствуешь себя рыбой в аквариуме.
— Тебе не обязательно было приходить. Твое свидетельство есть в поданных материалах.
— Во-первых, мне хотелось. Во-вторых… Вран здесь. И хочет тебя видеть.
Семейство Нимуэ композиционно представляло собой идеальный монохром и превосходно вписывалось в серебристо-серую обстановку огромного холла — Вран в черном, Эйрмид в белом, Нимуэ в сером. Мирддин стряхнул с рукава пылинку. Рукав внезапно показался уж очень интенсивно-синим. Мирддин вдруг подумал, что для полноты эффекта надо было вставить одуванчик в петлицу. А лучше за ухо.
У матери Нимуэ было умиротворенное лицо кариатиды. Она окинула Мирддина взглядом, приветливо ему улыбнулась и повернулась к дочери:
— Прекрасная работа.
— Прекрасная работа, — согласился Мирддин.
Эйрмид улыбнулась:
— Невозможно было устоять перед искушением убедиться воочию. Прошу прощения за любопытство, но настолько редко бывает возможность увидеть не только результат, но и механизм его достижения, механизм принятия решений… да еще такой редкий случай… Думаю, вам удалось удивить если не весь Круг, то, по крайней мере, половину. И, конечно, примите мою благодарность от Каэр-Динен, ваши ментограммы дают просто бесценную информацию.
— Главное, что было, кому их снять, — ответил Мирддин и перевел взгляд на Врана.
Вран очень учтиво кивнул в знак приветствия. Мирддин ответил тем же.
— Шестнадцать к одному, — произнес Вран с еле слышной ноткой уважения в голосе. — Весьма… впечатляющий результат. Для первого раза.
Протоколы столкновения с Дикой Охотой, видимо, убедили его, что сынок Гатты не так хлипок, как показалось.
Мирддин был безусловно благодарен судьбе, что ему не случилось «впечатлить» Врана раньше. Но все равно кто-то внутри его головы совершенно по-шоновски брякнул «Накося, выкуси!» У Нимуэ блеснули глаза.
Мирддин чуть поклонился в качестве ответа.
— С вашими… способностями вы определенно могли бы весьма многого добиться в Приграничье. Если только научитесь их контролировать. Любой недостаток, будучи правильно примененным, может обернуться важным стратегическим преимуществом. В Великих Пустошах… давно пора кое-что зачистить. Вы могли бы… далеко продвинуться. Под соответствующим руководством.
Кажется, Мирддину не удалось удержать выражение лица. Нимуэ незаметно сжала его локоть.
— Этот вариант пока не входит в мои планы, — как можно ровнее произнес Мирддин.
— Я советую вам его обдумать.
Прозвучал гонг. Вран скупо улыбнулся:
— Вам пора. Молодой… человек. Впрочем, мне тоже.
Лифт захлопнулся, и Мирддин с Нимуэ остались одни. Мирддин еще раз напомнил себе, что сейчас впадать в кататонию не время и не место; не место и не время. Но хотя бы говорить не-словами можно было себе позволить. Он скользнул по запястью Нимуэ, объединяя контуры; время послушно растянулось.
Иметь возможность передавать правду в полном объеме, понимать и быть понятым — это была слишком простая, слишком базовая, слишком драгоценная вещь, чтобы от нее отказаться. Как… ну да, как вода.
Нимуэ улыбнулась. Он не столько увидел, сколько ощутил улыбку — как ощущают солнечный блик сквозь веки.
«Не обращай внимания на Врана. Он всегда такой».
«Ты из-за него не умеешь просить помощи?»
Если бы они говорили вслух, Мирддин не спросил бы такого. Но догадку он не удержал.
Нимуэ помолчала.
«Он меня любит».
«И не принимает всерьез. Потому что способен уважать только тех, кто может причинить ему вред. А ты никогда не сделаешь ему больно. Не потому, что не можешь».
«Эльфин не такой?»
Теперь пришла очередь Мирддина молчать.
«Эльфин… больше старается».
Лифт звякнул и вынес их наверх. Двери распахнулись, открывая амфитеатр.
«Удачи».
«Спасибо».
Мирддин сделал шаг вперед, и стальные створки за его спиной захлопнулись.
Он огляделся.
Собственно, это и был Круг.
Пустой зал, залитый ровным светом, сеющимся сквозь молочно-белую стеклянную панель, опоясывающую стены. Четкие, минималистические обводы. Ничего лишнего, только на полу лежал синий блик — указатель для посетителя. Мирддин прошел к своему месту за тумбой для выступлений — обычный терминал для доступа к информации, если говорящему понадобится что-то продемонстрировать. Тишина глотала шаги — хотя, казалось бы, в таком огромном помещении должно быть эхо.
Сигнал заставил Мирддина вздрогнуть — хоть он и ждал его. Воздух дрогнул, зал мгновенно наполнился фигурами — Круг подключился. Мирддин оказался прямо напротив Рианнон. Лицо ее было непроницаемо.
— Говори же, о говорящий, и слово твое не останется неуслышанным, — произнесла она ритуальную фразу.
Мирддин выровнял дыхание, набрал в грудь воздуха и начал говорить.
— … и никто не может остановить Дикую Охоту в Срединных землях. Вот почему я прошу и требую вмешательства Авалона.
Мирддин перевел дух и обвел взглядом собравшихся.
Рианнон сделала знак.
Первым ответил Гвидион, стоящий от нее по правую руку:
— Нет. Срединные земли лежат вне нашей сферы ответственности. Люди должны сами принимать решения и сами отвечать за них.
Он нажал кнопку. Над его головой зажегся красный сигнал. Одна из чаш, парящих над головой Рианнон, дрогнула и пошла вниз.
Модрон.
— Да. Очевидно, мы обладаем наиболее полным знанием о происходящем, и, следовательно, наибольшая мера ответственности ложится именно на нас. — Зеленый сигнал над ней полыхнул, отразившись в камнях в высокой диадеме.
Матонви.
— Нет. Влияние при взаимодействии с людьми идет в обе стороны, и последствия бывают необратимы. При всем уважении, — Матонви сдержанно поклонился Эльфину, — процент случаев, когда взаимодействие с людьми не заканчивалось трагически, исчезающе мал.
Дилан.
— Да. Используя ресурсы Срединных земель, фир болг могут сделать качественный скачок в развитии. Нам не стоит дожидаться, пока они опять начнут строить корабли из ногтей мертвецов или еще что-нибудь в этом духе.
Эурис.
— Нет. Перед нами стоит совсем юное… существо, и нам предлагается вносить решение на основании его свидетельства. Это опрометчиво. Пусть этим займется Айне или Ллеу. Когда они подтвердят выводы, тогда можно будет обсуждать ситуацию.
Эурон.
— Нет. Мирддин Эмрис, очевидно, в силу происхождения обладает некоторыми… неординарными способностями. Во всяком случае, ментограммы у него весьма… любопытные. Было бы расточительно халатно отнестись к такому потенциалу или тратить его на игру в войнушку. — Эурон повернулась прямо к Мирддину. — Мы всегда будем рады с вами сотрудничать, имейте в виду.
Мирддин учтиво кивнул. Эту точку зрения он уже сегодня слышал. «В качестве подопытного кролика? Нет, спасибо».
Айне.
— Да. Я хочу напомнить всем, что свертка земель в локусы не проходит бесследно и дает резонанс по всем слоям.
Вран.
— Да. Я давно считаю, что Авалону следует расширять сферу влияния, а потенциал этого… юноши может оказаться замечательным рычагом воздействия, в том числе и при прямом столкновении, как он уже успел продемонстрировать. Такую возможность нельзя игнорировать и, тем более, выпускать из-под контроля.
Мирддин представил себе контроль Врана и внутренне содрогнулся.
Да. Нет. Нет. Да. Нет. Да… красные и зеленые огоньки загорались по окружности зала, отмечая тех, кто уже озвучил решение. Наконец, круг почти замкнулся — светлая линия уперлась в Эльфина, стоящего по левую руку от Рианнон.
Мирддин бросил взгляд на чашу весов, парящую над Главой Круга. Поровну.
Эльфин ответил без заминки:
— Нет. Наши воззрения кардинально отличаются от человеческих — если не в представлении о благе, то в представлении о путях его достижения. Мы недостаточно компетентны, чтобы вмешиваться в дела людей.
Удар гонга оповестил, что голосование завершено. Красная чаша плавно пошла вниз.
— Ответ отрицательный, — подытожила Рианнон. — Круг не будет вмешиваться в дела людей и не предпримет ничего относительно так называемой Дикой Охоты, пока она не нарушит границ Авалона. Однако, — продолжила она, — я напоминаю присутствующим, что по праву крови Мирддин Эмрис обладает свободой мысли, слова и дела в Срединных землях, в которой ему не может быть отказано. Как Глава Круга, я предоставляю Мирддину Эмрису бессрочное право прохода по всем порталам приграничья.
Опять прозвучал гонг. Стоящие рассыпались столпами синеватых искр — связь отключалась, давая своим владельцам время подготовиться к встрече по следующему вопросу.
— Мог бы проголосовать и за!
Эльфин поднял бровь.
— Ты внезапно переменила мнение и считаешь, что дану стоит вмешиваться в дела людей?
Керидвен отмахнулась:
— Да нет же! Но Мирддин же твой сын! От кого ему ждать поддержки, как не от тебя? У меня нет голоса в Круге!
— Лучшее, что я мог для него сегодня сделать — это выказать свое истинное мнение. Перестань смотреть на него как на ребенка. Он гораздо больше бы оскорбился моей попытке ему потакнуть — и был бы совершенно прав.
Керидвен открыла рот. Закрыла рот. Развернулась на пятках и вылетела из комнаты, на прощание яростно хлопнув дверью.
Двери по человеческому образцу были устроены в доме как раз для таких случаев.
Эльфин пожал плечами и вернулся к работе. По его расчетам, Мирддина следовало ждать часа через два-три.
Как всегда, он не ошибся. Мирддин остановил спидер прямо перед силовым экраном и помахал рукой. Эльфин опустил силовое поле, и Мирддин влетел внутрь вместе с грохотом водопада, ветром и брызгами.
Они обменялись рукопожатием.
— Какие впечатления? — поинтересовался Эльфин.
— Карт-бланша я не ожидал, — честно признался Мирддин.
— А чего ты, собственно, хотел добиться? — с любопытством спросил Эльфин.
Мирддин пожал плечами:
— Сложно сказать. Привлечь внимание к проблеме, вероятно. Но мне интересно, — Мирддин сложил локти на руль и подпер ладонями подбородок. — Когда ты сказал «мы недостаточно компетентны», кого именно ты имел в виду?
Эльфин улыбнулся:
— Круг, разумеется. Кроме того, мне думается, что ты сможешь действовать гораздо эффективнее, если никто не будет ходить за тобой по пятам и давать ценные указания. Нянчиться с десятком друидов, которые разошлись во мнениях о целях и средствах еще во времена Атлантиды, тебе пока не по зубам.
— Ты предвидел решение Рианнон?
— Она любит экспериментировать, — Эльфин хмыкнул. — Особенно за чужой счет.
— Спасибо, — сказал Мирддин.
— Принято, — кивнул Эльфин. — Только не говори матери, она, как это говорится… просто ужасть как расстроится.
— Заметано, — ухмыльнулся Мирддин.