[Real Person Fiction]

 

Марк Аврелий, философ и император Рима,
Упрекает себя за то, что не любит свою работу.
Марк Аврелий — сторонник Стои. Это просто необходимо,
Чтобы встать с утра и… да просто уж встать, чего там.

Марк Аврелий твердит: «Ну, пускай тебе здесь никто не рад,
Дело твое — быть смарагдом, если уж ты смарагд».
В выборе образа он совершенно прав —
Он действительно так же тверд. И, временами, так же зеленоват.

Империя распласталась на полземли,
То восстанье, то войны, то мор, то глад — в общем, жизнь бурлит.
Марк Аврелий твердит себе — надо людей любить.
Именно этих. Других, к сожаленью, не завезли.

Марк Аврелий однажды умирает в лагере от чумы,
Рим остается Римом, все приходит в упадок, хоть и не очень сразу.
Марк же Аврелий летит среди звездной тьмы,
Постепенно вновь обретая свой ненаглядный разум.

Оклемавшись, в итоге, в какой-то идиллии — руки, ноги и голова. На голове венец —
С наслажденьем его выкидывает в кусты, да и вся недолга,
Оправляет тогу и отправляется, наконец,
Выяснять, что еще бывает на свете помимо долга.

*

— расскажи мне о том, что тебя действительно утешает?
— посмотри, как оно красиво, пока еще неживое,
как оно струится, переливается и сияет,
как еще не ведает боли, не знает страха,
как становится прахом и восстает из праха,
как сочетаются пепел, огонь и свет,
этот мир создан черным, алым и золотым,
и прекрасен настолько, что режет глаз.
я не знаю, зачем стоило делать его живым,
и зачем из живого стоило делать нас,
я не знаю ответа, а все, что знаю —
если я не чувствую смысла, это не значит, что смысла нет.
это значит, что я его просто не ощущаю.

*

Диалектика

1.
Тезис

And, like the baseless fabric of this vision,
The cloud-capp’d towers, the gorgeous palaces,
The solemn temples, the great globe itself,
Ye all which it inherit, shall dissolve
And, like this insubstantial pageant faded,
Leave not a rack behind. We are such stuff
As dreams are made on, and our little life
Is rounded with a sleep.
— Shakespeare, «The Tempest».

Просперо, Просперо, да не ты ли учил меня —
Мы порожденья снов, и рассеемся, будто сон,
Как шар земной расточится в ночных огнях,
Как однажды свитком скрутится небосклон —

Чтобы выйти всем из собственной головы
В необъятный, сияющий, свветозарный, седой простор,
Где гуляют телец, и овен, и агнцы, киты, и львы,
Чтобы только музыка, только сладостный вечный хор,

А не так, как здесь — всяк в котле из своих страстей,
Да еще норовит окатить, подойдя поближе,
И соврать. Будто я не вижу. Ах да, не вижу.

Просперо, мне не быть человеком среди людей.
С ними с ума не съехать — да только чудом.
Быть одной из них? Я не смогу. Не хочу. Не буду.

2.
Антитезис

How beauteous mankind is! O brave new world,
That has such people in’t!
— Shakespeare, «The Tempest».

Кто тут? Кто ты? Скажи,
Это ты называешься человек?
Ах, какая хрупкость, корокий век,
Ах, какие неверные чертежи!

Ах, любое мгновенье наперечет!
Значит, это вот — голоса? А вот это — лица?
Ах, прекраснейшие созданья! Чудной народ!
Ах, как дивен мир, где такое могло родиться!

Говорить языками, смотреть глазами, объяснять и не понимать,
Пробиваться сквозь одиночество, скорлупу —
С обреченностью на провал, и, однако, не отступать…

Это ты — человек? Неподвластнейшее уму,
Удивительное творенье, венец всему?
Нет, не надо, не расточайся!.. Ах вот, опять.

3. Синтез

Some, who can sneer at friendship’s ties,
Have, for my weakness, oft reprov’d me;
/…/
But he who seeks the flowers of truth,
Must quit the garden for the field.
/…/
Had Fortune aided Nature’s care,
For once forgetting to be blind,
His would have been an ample share,
If well proportion’d to his mind.

— Byron

Да, чревато безумием. Да, опасно. Да, наплевать.
Ищешь соцветья истины — так изволь выходить в поля.
Это, пожалуй, как с навигацией корабля —
Наука. Искусство. Но все же приходится рисковать.

Люди, нелюди, духи, созвездья — всеобъемлющий сложный ритм
Отражается и дробится, себя в вариациях повторяя.
Неподдающийся исчислению алгоритм —
Хаос, ужас, нелепость опять красоту рождают.

Реверс жизни среди людей — их удача совсем слепа,
Страсти неподконтрольны, мотивы весьма неясны,
Решения неразумны, намеренья неизвестны,

Постижение их — кривая, ненадежнейшая тропа…
Очень мало вещей на свете еще опасней.
И нет совсем — что были бы интересней.

*
В час душевной смуты — отправляйся учить матчасть,
Выноси за скобки себя, непокой и гнев.
Что тебе нужно? — Истина. — Прямо вся? —
Все понять невозможно. Но я не согласен на перепев.

Посмотри, послушай, задумайся, сопоставь —
Роза пахнет розой без различья ее имен.
Важно не то, кто из ученых прав.
Важно то, что для всех из них у природы один закон.

Важно, что мир бесконечно, невероятно сложен.
Одна из вещей, что приходится принимать —
Истина существует. Постичь ее невозможно.
Но можно учиться. Исследовать. Постигать.

И однажды накроет чистый, святой восторг —
Сходится. Сходится. Сходится. Да, сошлось!
То, что ты и представить себе не мог —
Превратится в теорию: «Кажется, удалось».

Вот когда, наконец, сумеешь сформировать
Цель, задачу и метод тебя в отношении ко вселенной —
И раскроешь скобки, и сможешь себя вписать
В уравнение мира одной из выбранных переменных.

*
Нелепо отрицать, что мир жесток,
Опять в крови и запад, и восток,
И мрамор обращается в песок —
Ничто не оградить, не уберечь.

Нелепо отрицать, что мир жесток,
Но я постановляю — пренебречь.

Нелепо ждать знамений и удачи,
Нет ни одной решаемой задачи,
Все иллюзорно и ничто не значит,
Все тлен, игра совсем не стоит свеч.

Нелепо ждать знамений и удачи,
Но я постановляю — пренебречь.

Нет ничего, свободного от зла,
Страданиям и бедам нет числа,
Нет, никого надежда не спасла,
Итог один — зияющая печь.

Нет ничего, свободного от зла,
Но я постановляю — пренебречь.

Я видел пламя в сердце небосвода,
Моя неистребимая свобода —
Сходить с ума; за ним, не зная брода,
То матерясь, а то слагая оды,
Брести, пока есть ноги. Разум. Речь.

Да, у меня есть ноги. Разум. Речь.
И этим невозможно пренебречь.

I.D.I.C.

Я ношу
Красную форму,
Красный — цвет инженеров,
Солдат, рабочих и крови.
Мой шеф потерял
Палец в какой-то древней войне
(Двадцать четыре года,
Под командой сто двадцать таких же,
А если б не портсигар,
Или с обех сторон
Стреляли получше,
То меня бы тут не стояло,
Так-то, парень).
Именно там он научился летать,
Был прозван самым
Сумасшедшим пилотом
В том краю, как там его.
Так с тех пор и летает,
На всем, что может летать,
А также не может.
Шефа зовут Монгометри,
Он будет жить долго и счастливо,
Пока его не доест Альцгеймер,
Но это наступит
Еще очень и очень нескоро.
Шеф достает из-под приборной панели «Килбегган»,
Я одобряю.
В ожидании всех остальных
Провожу рукой по обшивке.
Это хороший корабль,
Хорошее место,
Хорошее время,
Хорошие люди,
Впрочем, нелюди тоже.

Приходит старпом,
Как всегда, с недовольным лицом,
Смотрит на меня,
Спрашивает:
«У вас красная форма.
Вы знаете, что это значит?»
Я пожимаю плечами.
Это значит —
Меня убьют
Перед первой рекламой.
Меняет ли это что-то?
Нет, в общем-то, не меняет.
Старпом говорит:
«Это значит, что вы
Можете сойти с корабля.
Я, например, не смог бы,
Даже если бы захотел
Стать безумным художником,
Предводителем партизан,
Императором Рима
Или безымянным бродягой,
Раз в неделю меняя лица и имена —
Все равно я в итоге оказываюсь у верфи
И опять тем же самым именем
Называю корабль.
Я не смогу умереть,
Я останусь,
Даже если случится что-нибудь со вселенной,
Даже когда
Не останется никого.
Может быть, это действительно лучшее,
Что могло бы выйти из моей жизни.
В конце концов,
Благо многих важнее,
Чем одного».
Мой шеф говорит:
«Сэр, отдайте-ка виски.
Эк вас развезло».

Приходит прекрасная дева,
Хелен, Кэролин или Лесли,
Из тех, что к двадцатой минуте
Падают в объятия к капитану.
Это что-то вроде закона природы,
Тут уж ничего не попишешь.
Лесли оправляет форменные трусы
(Не слишком практичная форма,
Но тоже ничего не попишешь —
Устав есть Устав),
Садится читать что-то про эндшпили и гамбиты.
Лесли могла бы
Вести за собой толпу,
Спасать леса,
Бороться за права человека
Или управлять корпорацией,
Но это не входит в сценарий.
Сойдя с корабля,
Лесли встретит Ричарда,
Ричард будет ей петь об иных мирах,
Волшебстве и чайках,
Напишет несколько книг
Об их великой, вечной любви,
Заработает миллион,
Разорится,
Они будут в горе и в радости
Восемнадцать лет,
А потом разойдутся.

Наконец,
Приходит и капитан —
Бодрым шагом, почти в припрыжку,
Хлопает по спине старпома,
Отхлебывает из шефовой фляжки,
Окидывает взглядом блондинку,
Упирает руки в бока:
— Ну что, все готовы?
— Сейчас, — говорит прекрасная Лесли. — Я сделаю ход.
— Кто у вас там на связи?
— Так. Один летчик.
— Из Айовы? — ухмыляется капитан.
— Нет, — отвечает прекрасная Лесли. —
Кажется, из Иллинойса.
Капитан ухмыляется.
Все смотрят на него
С завистью и раздражением,
Он один и тот же
На корабле и вне его.
«Удивительно цельная личность,» — бормочет старпом.
Капитан, конечно, считает, что все в восхищении.
Кто бы спорил,
Капитаном быть хорошо,
Уж, во всяком случае,
Весело и безопасно,
За него продюсер и сценаристы,
Оттого удача его велика,
Куда всем викингам,
Вместе взятым.
Капитан опять ухмыляется лучезарно,
Машет рукой,
Командует:
«Ну, поехали!»
Мы стартуем.

Внизу на планете, конечно,
Первым делом на меня бросается хищный куст.
Я падаю,
И на секунду вижу
Некрасивую женщину,
Не мыслящую словами,
Которая каждый день,
С 15 до 16,
В перерыве между ужасом и ужасом
Смотрит, смотрит, смотрит в экран
И верит, что по ту сторону
Ее бы поняли.
Мне хочется крикнуть ей,
Что, конечно, да,
Что еще изобретут лекарства
И станет легче,
Что она еще
Научится принимать объятья
Не только от специальной машины,
Еще много поймет,
Еще много сделает,
Еще многим поможет,
Но она пропадает,
Надо мной склоняется кто-то,
Я хочу рассказать
О том, что видел,
Но, конечно, не успеваю.

Что ж, господа Пенроуз и Хамерофф,
Пришло мое время узнать,
Была ли ваша теория верной.

*

ПЕСЕНКА

Реликт золотого века,
Заначка с верой и смехом,
Когда на связи помехи
От воплей «Куда же бечь!»,
Протянутый через годы
Второй баллон кислорода,
Когда ты уйдешь под воду,
Он сможет тебя сберечь —
Плюмаж мушкетерской шляпы,
Плащ лориэнский мятый,
Поля ацеласа с мятой,
Трикодер, лайтсабер, меч.

Вдохни, улыбнись, не мешкай.
Танцуя, иди по вешкам.
Да, все мы всего лишь пешки,
Но только не в этом суть.
Шекспир со стены хохочет —
История, что ты хочешь,
Не будь помянута к ночи,
Shit happens, не обессудь.
Какой там «златой век», к лешим,
Всем певшим не было легче,
Небесное море плещет,
Китам освещая путь.

Ах, море, судьба, стихия,
Страна моя, Ниневия,
Ах, веки-ресницы Вия,
Ах, вечный сквозной сюжет.
Ах, нерпы-левиафаны,
Все сбудется, как ни странно,
Уймись, не ищи стоп-крана,
Его-то уж точно нет.
Подпой и иди по следу
Дошедших к своим победам.
Конечный пункт неразведан,
Но — видишь? Опять рассвет.

ALL MY IMMORTAL

1.

A poet dead a century or so
Still walks a girl across an empty street,
Still tells a story — long and bittersweet
Of poet’s death — two centuries ago.

She weeps — as only girl with bow does,
He says — who would believe? oh do stop these!..
But in his heavens, my, he should be pleased.
May someone mourn me so when I pass!..

I weep — as fangirls do — and it appears
Beloved poet’s comment: «What a woe!
Should I be jealous for a pair of ears?»

I can’t help laughing: «Aren’t you dead to know?» —
«Alive enough to make you smile through tears.
Alive enough — for century or so.»

2.

The seasons come and go, the years run,
Each day brings chaos, tumult, woe or war.
The 20th century was never meant for fun
As any other — after or before.

But some don’t bend, and when you see afar
Such an example — then you watch with greed
As sailors watch a compass — or a star.
It can be done. It’s possible. Indeed.

A life like melody, no note spent in vain,
Composed of moments, so fragile and brief,
All ups and downs forged in silver chain —
You gasp with admiration. You believe.

— If so, it’s illogical to grieve.
— We humans act illogical. Again.

3.

The Milky Way, the Styx, the Neva meet
And share their streams, and waters spark and glow.
All my immortal join unearthly fleet,
Ascending through the centuries in flow.

Girls, poets, actors, writers, big and small,
Who keep, who change, creators and creations,
Wise, silly, brave, unhuman, human — all
All rhyme, like verse, and form the constellations.

I raise my hand and hail in morning sky
All who have caught a world with word and eye,
Who gave me strength and answers to derive,

Who taught me how to learn, to seek, to strive,
Alive enough to make me feel alive.
Live long and prosper. Ave and goodbye.